Илья Дворкин

Хозяин зубастой машины

(часть II)

Что было раньше

7. КУРИНОЕ ЯЙЦО

А однажды Витька случайно стал свидетелем необычного спора. К Василию Иванычу подошёл шофёр — молодой ещё парень в солдатской одежде, видно, только-только отслужил в армии — и смущённо сказал:
- Иваныч, говорят, будто ты можешь вот этой своей зубастой ложкой-поварёшкой, — он показал на ковш, — тюкнуть варёное яйцо, будто ты им завтракать собрался... Мы тут поспорили... Ерунда, конечно, я просто так спрашиваю. Я ведь понимаю... шутка, конечно.
Василий Иваныч деловито спросил:
- Яйцо есть?
- Д-да ты ч-что? Всерьёз? — Парень даже заикаться стал от изумления.
Другие шофёры собрались кучкой, пересмеивались, толкали друг друга локтями. И только один, очень спокойный, немолодой уже, стоял молча, потом едва заметно подмигнул Витьке — гляди, мол, повнимательней.
- Давай-ка ставь яйцо вот на тот камешек, да побыстрее, работать надо, а не фокусы показывать, — мрачновато сказал Василий Иваныч.
Витька вдруг ужасно разволновался, даже вспотел от волнения. Совершенно же ясно, что не расплющить яйцо огромным ковшом экскаватора невозможно. А видеть конфуз и поражение своего друга он не мог. Видно, и голос у Василия Иваныча такой мрачный не зря: кому охота, чтоб над тобой смеялись?
В том, что шофёры станут безжалостно хохотать, он не сомневался. Витька достаточно хорошо узнал этих весёлых и отчаянных людей. Им всё нипочём! Ишь выдумали — яйцо им надколи!
Витька бросился к экскаватору, замахал руками.
- Ты чего? — удивился Василий Иваныч.
- Вы их не слушайте!
Василий Иваныч покачал головой — не слышу, мол, и выключил двигатель.
- Что ты говоришь? — Он далеко высунулся из кабины.
- Не слушайте их, Василий Иваныч, — взволнованно зашептал Витька.— Они нарочно... А потом смеяться будут! Это же нельзя — яйцо ковшом! Не слушайте их!
Василий Иваныч улыбнулся.
- Нельзя, говоришь? Посмотрим! — тихо ответил он и тут же закричал:— Ну, кто ещё хочет поспорить?
- А на что? — спросил один из шофёров.
Василий Иваныч задумался, потом поглядел на Витьку и усмехнулся:
- На три плитки лучшего шоколада. Мы его очень любим.
Шофёр поморщился, потом махнул рукой.
— Лады! Моя дочка тоже в этом деле разбирается.
- Ну, клади яйцо! — приказал Василий Иваныч.
Осторожно положили яйцо, острым концом вверх. Чтобы оно не упало, обложили камешками.
- Годится?
Василий Иваныч кивнул, поудобнее устроился на своём стульчике в кабине, запустил двигатель и размашисто повёл здоровенным зубастым ковшом. Он провёл его всего в нескольких сантиметрах от яйца в одну сторону, в другую. А потом лицо у него опять стало как у того лётчика, которого Витька видел в кино, — суровым, внимательным и напряжённым. Тяжёлый ковш из толстой стали, отполированный землёй, неподвижно замер над яйцом и стал медленно-медленно опускаться.
Витька опустился ,на колени и внимательно следил, что будет дальше. Щель между яйцом и ковшом становилась всё меньше. Потом как будто и совсем исчезла. Никто из затаивших дыхание зрителей не уловил того момента, когда они соприкоснулись. Так же размашисто, как и прежде, ковш взлетел вверх и в сторону. Двигатель экскаватора затих.
— Ну, беги за шоколадом,— спокойно сказал Василий Иваныч.— А яйцом можно завтракать. Кушать подано!
Подбежали к яйцу, стали передавать из рук в руки.
— Вот это да!
— Вот это номер!
— Почище, чем в цирке!
Витька протиснулся поближе и увидел, что яйцо аккуратно, будто его бережно стукнули об стол, чуть смято с острого своего конца. Витька глазам своим не поверил!
— Ну, как? Что я тебе говорил! — сказал пожилой, спокойный шофёр. — Как-никак, а четырнадцатый год с Иванычем работаю. В каждом деле есть ремесленники, есть мастера, а есть артисты. Так-то вот! Василий Иваныч в своём деле артист!
— Да-а! —только и говорили шофёры.— Да-а! Если б сами не видели, ни за что не поверили бы.
— Ну и зря, — сказал Василий Иваныч. — Вот кедровый орешек расколоть и не раздавить — куда труднее. Ну-ка, по машинам. Хватит фокусов. Работать пора.

8. РАЗГОВОР С ХОЗЯИНОМ СЕНБЕРНАРА

И снова ковш с грубой силой вгрызся в слежавшуюся землю, пошёл наполнять один за другим кряхтящие от тяжести самосвалы. Витька задумчиво отошёл в сторонку и встретился взглядом со стариком — хозяином сенбернара.
Впервые за всё время, сколько Витька видел его, этот печальный человек улыбался. Ему показалось, что и сенбернар улыбается. Витька с изумлением заметил, что собака и её хозяин чем-то неуловимо похожи. С первого взгляда даже не понятно чем — то ли неторопливым спокойствием, то ли печальным взглядом.
- Как это прекрасно, — сказал старик.
- Что? —спросил Витька.
- Как прекрасно, когда человек работает красиво и точно и любит свою работу!
Витька потоптался на месте и наконец решился:
- А правда, что вы капитан самого дальнего плавания?
Старик вздрогнул и опустил голову. И сенбернар тоже печально потупился.
- Почему ты так решил, мальчик?
- Не знаю, —растерялся Витька. — Просто мне всегда так казалось.
- Нет, ты ошибся. Сейчас я пенсионер. А раньше был аптекарем. Пятьдесят лет готовил людям порошки и микстуры.
Витька не смог скрыть разочарования, и старик снова печально улыбнулся.
- Но ты почти угадал, мальчик. Я всю жизнь мечтал путешествовать А вместо этого полвека просидел у аптекарских весов и фарфоровой ступки.
- Но почему же?.. —изумился Витька.
- Почему я только мечтал? Долго рассказывать... Так уж получилось... — Старик вдруг заволновался, и сенбернар тревожно вскочил, вглядываясь в лицо хозяина. — Но ты... Ты живёшь совсем в другое время и ты ещё совсем маленький человек, у тебя впереди вся жизнь. И я от всей души советую тебе делать только то, о чём мечтается. Только это —и ничего другого! Жизнь такая короткая, такая короткая...
Последние слова старик пробормотал едва слышно и поспешно ушёл, а рядом с ним, не теряя достоинства даже в спешке, шагал отважный и добрый сенбернар.

9. СЕНЬОР КУКИН ПРЕДУПРЕЖДАЕТ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО

Осень была сухая, запоздалая. Но всё равно в берёзах уже рыжели лисьими хвостами потоки осенних листьев. У дубов стали ржавыми макушки, и только тополя ещё держались, не хотели менять своего зелёного наряда. Листья так и осыпались, не успев пожелтеть.
— Эх, в лес бы махнуть, вот где сейчас красотища! — как-то сказал Василий Иваныч. — Последние славные денёчки! А там пойдёт слякоть, а потом и зима явится.
— Да, — печально отозвался Витька. — Только у мамы и папы ни минуточки свободной нет. Не поедут они.
- А ты хоть осину от ольхи отличить сумеешь, городской человек Витька? — усмехнулся Василий Иваныч.
- Вот ещё! — обиделся Витька. — Я у деда всё лето и осень в прошлом году прожил. В Белоруссии. Он меня всему научил. Я и в этом бы году поехал, да дед захворал.
Василий Иваныч нахмурился.
- Вот и моя жена занемогла что-то. В санаторий пришлось отправить. А сын укатил. Моряк он... — Потом внимательно поглядел на Витьку, строго спросил: — Значит, лес любишь?
— Очень, — ответил Витька.
- Молодец! Природу надо любит. И беречь. Она ведь живая, ей больно, когда ее обижают, а пожаловаться не может.
Василии Иваныч задумался. Был обеденный перерыв. На штабелях досок, на плитах сидели шофёры, бульдозеристы, сварщики. Витька тоже развернул свои свёрток с бутербродами – мама приготовила. Неудобно ведь каждый раз у Василия Иваныча брать. Витьке нравилось перекусывать вместе со всеми – неторопливо, аккуратно, с достоинством, как едят рабочие люди.
- Был я в прошлом году в такой стране – Бразилии, в городе Сан-Паулу, - сказал Кукин, - и пришлось мне нежданно-негаданно говорить перед очень многими людьми об этой самой охране природы.
Вокруг сразу стало тихо.
- Все головы повернулись к Василию Иванычу.
И Витька, как всегда, глядел на него во все глаза.
- Как же ты туда попал, Иваныч? – спросил кто-то. – Вроде бы, ты не министр и не дипломат какой, чтоб в Бразилии с разными выступать речами.
- А я и выступал как рабочий, как член делегации Комитета защиты мира. Мир ведь не только от бомб защищать надо, но и от грязи всякой. Сейчас за это крепко взялись, не одного разгильдяя оштрафовали, пока научили.
- А у них не штрафуют, что ли? -спросил кто-то.
- Штрафуют. Да только иному фабриканту дешевле штраф заплатить, чем строить сооружение по очистке. Вот и получается, что в больших городах реки стали мёртвые. Не может в них живое существо жить: не реки, а сточные канавы.
- Ну и о чём же ты, интересно знать, говорил?
А вот о том, — Василий Иванович положил руку Витьке на гопову, - что если все вместе всерьёз за дело не возьмёмся, все люди - американцы, немцы, зулусы, французы, китайцы, русские, -то вот таким как наш Витька, никогда не узнать, что это за радость такая - сидеть на зорьке с удочкой, глядеть на поплавок и ждать поклёвки.
Вокруг зашумели, рабочие смеялись, хлопали Василия Иваныча по спине:
- Ну, Иваныч, молодец! А они что?
Василий Иваныч смутился, пожал плечами.
- Я и сам не ожидал. На следующий день все газеты напечатали: мол, сеньор Кукин, русский специалист по охране природы, предупреждает человечество!
- Сеньор Кукин Предупреждает человечество! — повторил кто-то. И тут такой хохот поднялся, что Василий Иваныч сам не выдержал, рассмеялся.
Это надо же — сеньор Кукин!
Когда все разошлись, он наклонился к Витьке и сказал:
- Будет тебе лес. Как крупный специалист говорю. А также сеньор!

10. СЮРПРИЗ

В пятницу мама и папа таинственно переглядывались, шептались о чём-то, изредка посматривали на Витьку. Думали, наверное, что он совсем ещё маленький дурачок и ничего не замечает. Витька случайно услышал, как папа сказал:
- Эх, с каким удовольствием махнул бы я с ними!
— А я? — отозвалась мама. — Счастливчики! Завидую самой чёрной завистью. Никому никогда не завидовала, а им завидую.
Витька не выдержал, выбрался из постели, прошлёпал босиком на кухню, где велись эти странные разговоры, и строго спросил:
- О чём это вы тут шепчетесь? Кому это вы завидуете?
Мама вскочила, поцеловала его в макушку и сказала:
- А подслушивать тоже нехорошо. Тем более, что завидую я тебе.
- Мне?! — изумился Витька. — Очень интересно получается! Сами уже совсем взрослые, сами каждый день на работу ходят, а ещё завидуют человеку, у которого карантин. Даже стыдно рассказать про такое Василию Иванычу. Признавайтесь немедленно!
Папа и мама смутились. Папа хотел что-то сказать, но мама приложила палец к губам.
- Не смей! — приказала она. — Сюрприз должен быть сюрпризом, иначе какой же интерес!
- Кому сюрприз? Мне сюрприз?!
- Тебе, — сказала мама.
Витька внимательно поглядел на родителей и понял, что больше ничего от них не добьётся.
- Мучители! — буркнул он. — Я теперь всю ночь не засну. — Но уже через полчаса он устал гадать, засопел носом и стал глядеть сон. Сон был такой замечательный, что утром не хотелось просыпаться. Витька знал: стоит открыть глаза — и сон уже ни за что не вспомнишь. Но что ж поделаешь, если пора вставать? Витька открыл глаза, и ему показалось, что сон ещё продолжается, потому что у его кровати стоял Василий Иваныч, в высоких охотничьих сапогах, в кожаной куртке и толстом свитере. Витька быстро зажмурился-и снова взглянул на своего друга. Василий Иваныч никуда не исчез.
- Глазам своим не верит, — рассмеялся папа. Он тут же стоял, чуть в стороне, вместе с мамой. — А ну-ка, давай, путешественник, вставай поскорее, умывайся — и бегом завтракать. Карета подана. — Папа кивнул в сторону окна.
Витька вскочил, подбежал к окну и увидел синий автомобиль «москвич».
- Ваш? — шёпотом спросил он у Василия Иваныча.
- Ага, — кивнул тот. — Завтракай — и поедем-ка в лес. Так вот что за сюрприз!

11. КТО О ЧЕМ ДУМАЛ

Примерно через час Василий Иваныч и Витька катили по Кировскому проспекту. Просто так, для удовольствия, покружили по тихому прекрасному Каменному острову. Названия-то какие: Первая Берёзовая аллея, Вторая Берёзовая аллея – спокойные лесистые названия, будто листья тихо нашёптывают. Полюбовались на знаменитый дуб Петра Первого и выбрались на Приморское шоссе.
Слева, за каналом, тянулись Кировские острова, на которых раскинулся ЦПКиО. Василий Иваныч вдруг притормозил, остановил машину у обочины, задумчиво поглядел на пустой в это время парк.
- Отсюда, Витька, для меня началась война, - негромко сказал он. – Я ещё совсем молодой был – всего-то двадцать пять годов. Мне ещё на карусели интересно было кататься.
- Ничего себе – молодой! – изумился Витька. – Целых двадцать пять лет!
Василий Иваныч улыбнулся.
- А на третий день войны я уже был бойцом сто шестого пулемётного батальона. Но всё равно главным моим оружием остался экскаватор. На нем я и воевал. По восемнадцать часов в сутки копал противотанковые рвы, устанавливал железобетонные надолбы, делал котлованы для дотов и дзотов. Многие до сих пор стоят. Вот и поедем мы, Витька, туда, поглядим на качество моей работы. Всё-таки больше тридцати лет прошло.
Василий Иваныч включил мотор, и «москвич» бесшумно полетел по гладкому шоссе.
- Значит, у вас и пулемёта не было в этом пулемётном батальоне? – разочарованно спросил Витька.
- Не было, - покачал Василий Иваныч головой. – Автомат был. Даже ординарец был, как у боевого командира. Иной раз так уработаешься, что из кабины самому не вылезти, ноги не держат А ординарец и накормит, и напоит, и спать уложит, а ночью экскаватор заправит горючим и вычистит. Как нянька. Только ты не расстраивайся насчёт пулемета. За моей копалкой фрицы специально охотились. Они понимали что от меня вреда для них побольше, чем от любого пулемёта.
Василий Иваныч вспоминал войну. Бесконечные бомбёжки Лай зениток, пытавшихся отогнать фашистов, которые наглели день ото дня все больше. Вспоминал немецких пикировщиков, которые в ясные летние дни сорок первого года устраивали в небе «карусель». Они выстраивались в круг и один за другим косо падали вниз, долбили и долбили бомбами работающих на оборонных работах женщин, подростков, стариков.
И особенно один запомнился — нахальный, устрашающе размалёванный, он будто задался целью уничтожить именно его, Василия Кукина, вместе с экскаватором. Этот фашист включал сирену, и было очень страшно поначалу, хотелось бросить всё и бежать, спрятаться, зарыться в землю. Странное и унизительное состояние. А потом Кукин увидел первых убитых — молоденькие девушки-зенитчицы и высокий, седой, похожий на профессора старик с лопатой в руках лежали совсем рядом, посечённые пулемётными очередями. И пришла ненависть. Она была так . велика, что Василий Кукин перестал чувствовать страх. И только ненависть и ярость были у него к этим обнаглевшим стервятникам. Ярость и гордость заставляли работать по восемнадцать, по двадцать часов в сутки и не выходить из машины даже во время самых свирепых бомбёжек.
А тому, с измалёванной акульей пастью на фюзеляже, который убил зенитчиц и старика, уже недостаточно было швырять просто бомбы и расстреливать людей из пулемётов — он стал бросать пустые бочки из-под бензина, которые летели с невообразимым воем.
Фашист развлекался, а Кукин, стиснув челюсти так, что немели скулы, шептал:
- Погоди! Погоди, фашист! Подохнешь собачьей смертью!
И ещё он вспомнил, как впервые за много лет плакал от того, что справедливость восторжествовала.
Когда однажды в «карусель», которую привычно крутили фашистские самолёты, ворвалось звено «ястребков», размалёванный сразу шарахнулся в сторону. Но один «ястребок» метнулся за ним и всадил очередь прямо в наглую акулью пасть. Очевидно, пули попали в бензобак, самолёт загорелся. Немец выбросился с парашютом, парашют раскрылся, но тут же мгновенно вспыхнул, и фашист замертво упал на землю.
Немцы тоже видели это. Они поспешно бросились врассыпную.
А люди, рывшие окопы, строящие доты, стояли молча. И не было на лицах злорадства. Просто это были очень усталые и суровые лица.
А Василий Кукин опять включил экскаватор. Сегодня надо было непременно закончить противотанковый ров.
«Тридцать два года прошло, а будто вчера всё было, — думал Василий Иваныч. — Как время летит! Просто не верится».
Слева из окна машины, по ту сторону залива, виднелись светлые корпуса новых домов. За ними блестели золотом шпили Петропавловской крепости и Адмиралтейства, купол Исаакиевского собора.
Витька глядел на них и думал, что каждый из построенных домов стоит на фундаменте, но, чтобы построить фундамент, надо экскаватором вырыть для него котлован. Потом экскаватор пророет траншеи — и в нихуложат трубы, и побегут по этим трубам вода, газ и тепло. Проложат кабели — будут у людей электричество и телефон.
Вот и выходит, что самый главный человек на стройке — хозяин зубастой машины — экскаваторщик.
«Время какое-то медленное, ползёт, как черепаха, — сердито думал Витька. — Вот уже сколько прошло, а я всё ещё маленький! Эх, скорей бы стать взрослым! Как рычаги передвигать — это я уже знаю».
Витька в сердцах стукнул кулаком по коленке и мрачно засопел.
- Ты чего такой сердитый? — спросил Василий Иваныч. — Сопишь, и кулак у тебя с коленкой дерётся.
- О времени я! Еле тащится! Во-он когда ещё у меня день рождения будет! Надоело уже! Так всё интересное в жизни пропустишь!
Василий Иваныч изумлённо посмотрел на Витьку и вдруг захохотал. Надо же —сидят рядом старый и малый и об одном думают.
- Конечно, вам смешно, — обиженно сказал Витька. – Вы-то уже взрослый!
Василий Иваныч перестал смеяться, грустно вздохнул.
- Эх, чудак-человек, с каким удовольствием я бы с тобой поменялся... — Василий Иваныч притиснул Витьку к своему твердому боку и прошептал: —Живи, Витька! Живи и радуйся. Ты самый богатый человек— у тебя вся жизнь впереди.

12. ДОЛГОВРЕМЕННАЯ ОГНЕВАЯ ТОЧКА

Василий Иваныч осторожно съехал с шоссе на узкую просеку, заглушил мотор.
— Пошли, путешественник, погуляем, — сказал он.
Витька вышел. Осенний лес был красновато-рыжий. Под ногами шуршал толстый слой палой листвы. На фоне жёлтых берёз густые ели казались чёрными, а осины пламенели.
— Где-то здесь, — бормотал Василий Иваныч. — Должно быть где-то здесь...
— Что? — спросил Витька.
— Сейчас увидишь.
Они прошли в глубь леса ещё несколько сот метров и увидели огромный валун, обросший голубоватым мхом.
— Теперь уже близко, — сказал Василий Иваныч. — Тридцать два года назад леса здесь не было, вырубили, а валун лежал. Он здесь тысячи лет пролежал и будет лежать, пока человеку не помешает.
Витька почтительно обошёл вокруг камня, потрогал рукой. Надо же - тысячи лет!
— Сюда, Виктор! — Голос Василия Иваныча слышался откуда-то справа.
Витька бросился к нему. Василий Иваныч стоял у основания небольшого холма, поросшего тоненькими берёзками. У самой земли была узкая прорезь.
— Вот он — дот. Долговременная огневая точка. Витька обошёл холм и по другую сторону его увидел припорошённые листьями бетонные ступеньки и массивную, наполовину оторванную стальную дверь. Она вела внутрь холма.
— Это последний мой дот на этой стороне Ленинградского фронта, — задумчиво сказал Василий Иваныч. — Людей уже не хватало, Я тут и экскаваторщиком был и инженером, и плотником, и бетонщиком… Кем я только не был!.. А ну-ка, пройдём внутрь. Будто бы мы с тобой, Витька, строгая комиссия.
Василий Иванович протиснулся в щель между стеной и приотворенной дверью. Витька — за ним. Он увидел.довольно большое с низким потолком светлое помещение. Свет сочился из трёх амбразур в стенах.
В серых бетонных стенах темнели ниши для постелей защитников дома и для боеприпасов. Стенки и потолок были сухими, на полу — тонкий пласт намётанных ветром листьев.
— А ведь на совесть сработано! — Василий Иванович улыбнулся. — И простоит неизвестно сколько. Над головой перекрытие из двойного слоя рельсов и бетона, в метр толщиной. Пожалуй, эта избушка одного боится— прямого попадания тяжёлой авиабомбы. Только, — голос Василия Ивановича стал суровым, — только не дай бог, чтобы эта штука пригодилась вновь для войны.
Витька притих. Он представил себе, как из трёх амбразур узкие рыльца пулемётов безжалостно плюются раскалённым металлом, как лежат в нишах раненые бойцы, а наверху гудит от взрывов земля и лезут бесконечные цепи врагов. Ему стало не по себе, плечи сами собой передёрнулись.
- Замёрз? — всполошился Василий Иваныч.
— Не-ет, — выдавил из себя Витька.
- Конечно, замёрз. Холодина-то здесь, как в погребе. А я расхвастался!..
Он обнял Витьку за плечи, быстро вывел наверх.
И Витька сразу перестал дрожать, потому что вокруг мягко шелестели деревья, тоненько посвистывала птица.
Солнце было осеннее, не горячее, но всё равно сосны терпко пахли нагретой за утро смолой и хвоей. И не рвались снаряды, и не бежали враги в зеленой лягушачьей форме.
Витька вдруг заулыбался и ни с того ни с сего перекувырнулся три раза через голову.
Василий Иваныч с улыбкой глядел на него, и Витьке казалось, что он все понимает. Даже то, чего не понимает ещё он сам, Витька.
— А теперь будем обедать, — сказал Василий Иваныч. — Самое время обедать для рабочего человека — полдень.
Он снял куртку, расстелил её на макушке дота, вынул из сумки бутерброды, термос и яблоки.
— А что дальше было?
- Дальше?.. - Василий Иваныч задумался. - Пожалуй, всего и не вспомнишь. Блокада была. Экскаваторов осталось мало, перебрасывали меня по всей линии фронта. Кажется, нету такого участка где бы я не рыл противотанковые рвы, не строил командные пункты, да вот такие доты, на котором мы сидим. Но одно, пожалуй, запомнилось больше всего.

Читать дальше

Обсудить на форуме

Похожее: